Печать
Просмотров: 6324
Писатель Ристо Трифкович широко известен в Югославии. Опубликованы два десятка книг, из них пять романов. Читателям России Ристо Трифкович известен по сборнику рассказов «Сараевская фуга» (М., «Радуга». 1987) и по циклу новелл в «Иностранной литературе» (№ 4, 1987).
Оба перевода я прочел, и для меня несомненно: речь о ярком, самобытном, талантливом писателе и человеке.
Сегодня 69-летний писатель живет в Сараево, в 100 метрах от линии огня. К дому продвигаюсь перебежками, улица насквозь простреливается, все выходы из нее забаррикадированы. Поднимаюсь на 5-й этаж массивного, серого, избитого пулями и осколками дома. Знаю, нет электричества, но механически жму кнопку звонка, потом стучу. От-крывает невысокая полная женщина с круглым миловидным лицом и теплым взглядом карих глаз. Это жена писателя Ангелина. Увидев человека в плаще и с автоматом, она не задает вопросов, а просто широко распахивает дверь.
-   Писатель  здесь  живет?  -     на  всякий  случай  спрашиваю   я,
-  Да-да,   проходите.   Не  вздумайте  снимать  обувь.
Ристо  -  сухой,  сгорбленный,  с  космами  седых,   волос, но с живыми ясными глазами, встречает меня на кухне. Здесь кушетка, здесь тепло.
Представляюсь, передаю привет от общих знакомых, присаживаемся.
Разговор протекает под обычный сараевский аккомпанемент - хлопки снайперских выстрелов, треск пулеметов, уханье минометов.
-   Скажите, Ристо, - начинаю я,        вы  -  человек - сложной  судьбы,  впрочем, обычной для  вашего поколения:   в   17 лет         партизанский   отряд, тяжелое ранение,  после  Победы  -      тюрьма...  За что  коммунист-партизан  Тито  посадил  коммуниста-партизана   Трифковича?
-  После войны Тито не поладил со Сталиным, или Сталин с Тито, уж не знаю. На Сталина мне было, в общем-то, наплевать,  но  на  партсобрании  я  встал  и  сказал,  что  Россию надо поддержать.    Ну  и   дали два  года.  Отсидел  49-й, 50-й.
-  Сохранили  ли   веру  в  коммунистические  идеалы?
- Не сохранил. Вышел с сильно пошатнувшейся верой, а с годами утратил и остатки. В 1959 меня реабилитировали, но в партию так и не вступил.
-   Во что же Вы верили все эти годы?
- В человека я верил и верю. В гуманизм. Верю, что он в конце концов восторжествует.
-  Чтоб  кончить  о   прошлом:   скажите,  честно  ли   воевал Тито?   Сейчас   всякое   болтают...
-  Абсолютно   честно.   И умно.     Тито  -   хороший   воин. А после войны с ним произошло то, что и со всеми коммунистическими   вождями:   заелся,   зазнался - не   выдержал испытания   властью.   Культ  личности   -       страшная   вещь.
-  Ну а как воевали четники - военные формирования королевского   правительства   Югославии?
-   Правда  заключается  в том,  что  на  борьбу с  фашистскими   оккупантами   народ  поднялся   под  знаменем   коммунистических идей, с  верой  в «светлое будущее»  после  войны.   К  Тито  пришли  самые  талантливые  представители  интеллигенции:   ученые,  люди   искусства,  офицерство...  не  говоря уж о рабочих и крестьянах. Четники не играли заметной роли  в войне, более того, считались нашими противниками.
-   У Вас есть рассказ «Сага о Думаковаце». В одной деревне давно и мирно жили мусульмане и сербы.    Началась война, и в деревне нашлись люди (всего несколько человек), которые стали настраивать жителей друг против друга. В результате деревня оказалась сметенной с лица земли, а после войны так и не возродилась. Завершаете Вы рассказ словами: «Слава Богу, это никогда больше не повторится!». Повторилось со стопроцентной точностью, только в больших масштабах. Уничтожены целые города именно по той схеме, которую Вы, с присущим Вам талантом, столь художественно описали. Вот Вам и вера в Человека! Что скажете?
-   Что же я могу сказать?  Поймите, я  не    политик,    я о политике   и   слышать   не  хочу!
-   Но я спрашиваю о судьбе Вашей Родины, а не о «политике».
- В обществе не было демократии. Отсутствие демократии -  питательная среда для национализма. Вот он и вызрел. Национализм -  страшный наркотик. Его взрывная, направленная на уничтожение сила беспредельна.
-   Но  действие  любого  наркотика  ограничено...
-  Ох, не знаю.  Все три втянутых в конфликт народа - и сербы,  и  хорваты,  и  мусульмане    помимо    языка  имеют много  общего   в  культуре,  обычаях,  традициях.     Верю,  со временем взаимное притяжение окажется сильнее разделяющих   факторов.   Наверное,  будет  что-то  вроде    конференции. Но не скоро. А что будет завтра - никто не знает.
-   Скажите:   в  70-х,  в 80-х  были ли   какие-то    признаки надвигающейся   катастрофы?
-   Никто не думал об этом. Никто вообще    ни о чем не думал!
- В свое время  Вы  разуверились  в  коммунизме. Сохранили ли  Вы  веру  в  Россию?
-   Всегда  твердо верил  и  верю в  Россию.
- Есть ли   вина   России  в  происходящем?
-   Вина Горбачева и Ельцина велика. Они плохо просчитали ситуацию и бросили нас на произвол судьбы.    Однако эти  двое   -   не   Россия.
-   Ристо, какую из своих вещей Вы считаете наиболее сильной?
-  Романы:  «И  пробудился  человек», «Коголь». Коголь - это   фамилия.
-  Кто из русских писателей  наиболее почитаем Вами?
-   Гоголь,  Чехов,    Толстой.  Советские  -  Шолохов,  Бабель,   Булгаков,   Пастернак.
- Пастернак   как   писатель   или   как   поэт?
- И   как  писатель,  и  как поэт.
- А  если   взять  последние  20  лет?
- Тендряков,   Аксенов,   Распутин.
- У   всех   ныне  на   языке  Солженицын...
- Мне не нравится. Хороши рассказы, «Один день Ивана Денисовича».   Остальное...   много   политики,   публицистики.
- Пишите   ли   сейчас   что-либо?
-  За последний год написал серию рассказов, общее название - «Под свинцовым дождем». Это о прошлой войне.
- Опубликовали?
-   Куда там!  -     писатель безнадежно машет рукой и показывает отпечатанную на машинке рукопись страниц в 200.
-  А   об   этой   войне   не   пишите?   
-   Нет.      
Сгущались сумерки. В окнах появился красноватый отблеск - опять что-то где-то горит. На улице усилилась стрельба. Пора прощаться.
- Мне очень дорого, что Вы пришли, - с волнением говорит   писатель.
Я пожимаю легкую сухонькую руку, улыбаюсь хозяйке, и, подхватив в прихожей автомат, сбегаю по лестнице вниз.                                                                                     
27   апреля   1993   года.