«Здесь красотки насурмлёны,
Бусурманы озлоблены –
Змеи с рыбьей головой!
На Балканах милый твой...».
Д. Кедрин.
Бусурманы озлоблены –
Змеи с рыбьей головой!
На Балканах милый твой...».
Д. Кедрин.
ДОБРОВОЛЬЦЫ
«ПОЙТЕ МНЕ РУССКИЕ ПЕСНИ!»
Всякий русский человек, оказавшись в Сербии, на первом же шагу столкнется с удивительным феноменом общения. Если вы обратитесь к прохожему за помощью, он с ходу определит: «Рус!», улыбнется и, не признавая язык жестов, попытается поговорить с вами по-русски. Он произнесет несколько слов (обычно это «спасибо», «здравствуйте», «вы говорите по-русски?» и т. п.), затем беспомощно разведет руками и сообщит, что он 7 (8, 9...) лет изучал русский язык, но... прохожий постучит себе по голове, напоет или продекламирует по-русски какой-нибудь куплет или просто строку.
Большинство собеседников порадует ваш слух, разумеется исполнением «Катюши», на втором месте - «Подмосковные вечера». Рослый полковник генштаба напел мне «Прощай, любимый город». Официантка в солдатской столовой грудным голосом продекламировала:
«Белая береза под моим окном
Принакрылась снегом, точно серебром».
Есенин вообще очень популярен. Ветеран второй мировой браво выдал:
«Канареечка жалобно поет. Раз поет! Два поет! Три поет», - и смущенно умолк, разведя руками. А восемнадцатилетний солдат, вчерашний школьник исполнил:
«Мой костер в тумане светит,
Искры гаснут налету.
Ночью нас никто не встретит.
Мы простимся на мосту...».
Запыленный пехотинец вдохновенно процитировал:
«Скажи-ка, дядя, ведь не даром
Москва, спаленная пожаром,
Французу отдана...».
Пацан-школьник изобразил следующее:
«Семь на деле дней в неделе,
Семь вещей у нас в портфеле:
Промокашка и тетрадь,
И перо, чтобы писать,
И резинка, чтобы пятна
Вытирала аккуратно,
И пенал, и карандаш.
И учебник русский наш!».
Загорелый, белозубый черногорец, водитель огромного грузовика, не отрывая глаз от дороги, процитировал:
«На Земле в лесах дремучих.
В очень давний век.
Жил, скитался, где придется,
Дикий человек».
Вот такие неожиданные сюжеты. Многое пришлось прослушать, в том числе такое, чего дома никогда не слыхал. Правда, не всегда певец или чтец точно понимает смысл произносимого. Очередного исполнителя «Катюши» я спросил: «А как будет по-сербски «груша»? Спросил, чтоб записать в свой блокнот-словарик, ибо слово «яблоко» (по-сербски - яблуко») знал, а «груша» - нет.
Певец сконфузился и ответил, что не понимает слово «груша».
Чтобы разобраться в явлении, я обратился к своему другу, бывшему учителю русского языка, а ныне переводчику Требиньской пехотной бригады Гойко Ильичу:
- Гойко, что вы, учителя, делаете со своими учениками, что они всю жизнь помнят иноязычный текст?
Гойко, вздохнул и кратко ответил:
- Учим. Знание хотя бы одного русского стихотворения обязательно.
Не берусь судить о разных педагогических приемах, но был случай с трагической и героической окраской, когда эта наука сыграла свою роль. 30 сентября 1992 г. в направлении села Фаслагича-Кула двигался сербский разведдозор - два «пинсгауэра» (легкие грузовики). Задача: проверить сообщение местных жителей, что противник оставил село. В одной машине находился Сергей Мелешко, русский доброволец, учитель из Минвод. На въезде в Фаслагича-Кулу «Пинц» Сергея подорвался на мине, водитель Миломир Милошевич был убит, а Сергей тяжело ранен в живот. На другом «Пинце» его повезли в госпиталь, в Билече. Но Сергей умирал и знал, что умирает. Он попросил склонившихся над ним товарищей: «Пойте мне русские песни».
И сербы пели, как могли. Пели всю дорогу, не смолкая, потому что знали русские песни.
Не довезли Сергея до госпиталя, умер Сергей.
Похоронили его на кладбище в Билече рядом с могилами русских воинов времен первой мировой войны. Было много журналистов, радио- и телетрансляция на всю страну... На мраморе могилы - православный крест и надпись по-русски и сербски:
«Сергей Владимирович Мелешко.
1965 г. - 1992 г.
Погиб на Герцеговинском фронте за свободу сербского народа. Вечная память!».
1965 г. - 1992 г.
Погиб на Герцеговинском фронте за свободу сербского народа. Вечная память!».
Я был на могиле.
29 ноября 1992 года.