Оба перевода я прочел, и для меня несомненно: речь о ярком, самобытном, талантливом писателе и человеке.
Сегодня 69-летний писатель живет в Сараево, в 100 метрах от линии огня. К дому продвигаюсь перебежками, улица насквозь простреливается, все выходы из нее забаррикадированы. Поднимаюсь на 5-й этаж массивного, серого, избитого пулями и осколками дома. Знаю, нет электричества, но механически жму кнопку звонка, потом стучу. От-крывает невысокая полная женщина с круглым миловидным лицом и теплым взглядом карих глаз. Это жена писателя Ангелина. Увидев человека в плаще и с автоматом, она не задает вопросов, а просто широко распахивает дверь.
- Писатель здесь живет? - на всякий случай спрашиваю я,
- Да-да, проходите. Не вздумайте снимать обувь.
Ристо - сухой, сгорбленный, с космами седых, волос, но с живыми ясными глазами, встречает меня на кухне. Здесь кушетка, здесь тепло.
Представляюсь, передаю привет от общих знакомых, присаживаемся.
Разговор протекает под обычный сараевский аккомпанемент - хлопки снайперских выстрелов, треск пулеметов, уханье минометов.
- Скажите, Ристо, - начинаю я, вы - человек - сложной судьбы, впрочем, обычной для вашего поколения: в 17 лет партизанский отряд, тяжелое ранение, после Победы - тюрьма... За что коммунист-партизан Тито посадил коммуниста-партизана Трифковича?
- После войны Тито не поладил со Сталиным, или Сталин с Тито, уж не знаю. На Сталина мне было, в общем-то, наплевать, но на партсобрании я встал и сказал, что Россию надо поддержать. Ну и дали два года. Отсидел 49-й, 50-й.
- Сохранили ли веру в коммунистические идеалы?
- Не сохранил. Вышел с сильно пошатнувшейся верой, а с годами утратил и остатки. В 1959 меня реабилитировали, но в партию так и не вступил.
- Во что же Вы верили все эти годы?
- В человека я верил и верю. В гуманизм. Верю, что он в конце концов восторжествует.
- Чтоб кончить о прошлом: скажите, честно ли воевал Тито? Сейчас всякое болтают...
- Абсолютно честно. И умно. Тито - хороший воин. А после войны с ним произошло то, что и со всеми коммунистическими вождями: заелся, зазнался - не выдержал испытания властью. Культ личности - страшная вещь.
- Ну а как воевали четники - военные формирования королевского правительства Югославии?
- Правда заключается в том, что на борьбу с фашистскими оккупантами народ поднялся под знаменем коммунистических идей, с верой в «светлое будущее» после войны. К Тито пришли самые талантливые представители интеллигенции: ученые, люди искусства, офицерство... не говоря уж о рабочих и крестьянах. Четники не играли заметной роли в войне, более того, считались нашими противниками.
- У Вас есть рассказ «Сага о Думаковаце». В одной деревне давно и мирно жили мусульмане и сербы. Началась война, и в деревне нашлись люди (всего несколько человек), которые стали настраивать жителей друг против друга. В результате деревня оказалась сметенной с лица земли, а после войны так и не возродилась. Завершаете Вы рассказ словами: «Слава Богу, это никогда больше не повторится!». Повторилось со стопроцентной точностью, только в больших масштабах. Уничтожены целые города именно по той схеме, которую Вы, с присущим Вам талантом, столь художественно описали. Вот Вам и вера в Человека! Что скажете?
- Что же я могу сказать? Поймите, я не политик, я о политике и слышать не хочу!
- Но я спрашиваю о судьбе Вашей Родины, а не о «политике».
- В обществе не было демократии. Отсутствие демократии - питательная среда для национализма. Вот он и вызрел. Национализм - страшный наркотик. Его взрывная, направленная на уничтожение сила беспредельна.
- Но действие любого наркотика ограничено...
- Ох, не знаю. Все три втянутых в конфликт народа - и сербы, и хорваты, и мусульмане помимо языка имеют много общего в культуре, обычаях, традициях. Верю, со временем взаимное притяжение окажется сильнее разделяющих факторов. Наверное, будет что-то вроде конференции. Но не скоро. А что будет завтра - никто не знает.
- Скажите: в 70-х, в 80-х были ли какие-то признаки надвигающейся катастрофы?
- Никто не думал об этом. Никто вообще ни о чем не думал!
- В свое время Вы разуверились в коммунизме. Сохранили ли Вы веру в Россию?
- Всегда твердо верил и верю в Россию.
- Есть ли вина России в происходящем?
- Вина Горбачева и Ельцина велика. Они плохо просчитали ситуацию и бросили нас на произвол судьбы. Однако эти двое - не Россия.
- Ристо, какую из своих вещей Вы считаете наиболее сильной?
- Романы: «И пробудился человек», «Коголь». Коголь - это фамилия.
- Кто из русских писателей наиболее почитаем Вами?
- Гоголь, Чехов, Толстой. Советские - Шолохов, Бабель, Булгаков, Пастернак.
- Пастернак как писатель или как поэт?
- И как писатель, и как поэт.
- А если взять последние 20 лет?
- Тендряков, Аксенов, Распутин.
- У всех ныне на языке Солженицын...
- Мне не нравится. Хороши рассказы, «Один день Ивана Денисовича». Остальное... много политики, публицистики.
- Пишите ли сейчас что-либо?
- За последний год написал серию рассказов, общее название - «Под свинцовым дождем». Это о прошлой войне.
- Опубликовали?
- Куда там! - писатель безнадежно машет рукой и показывает отпечатанную на машинке рукопись страниц в 200.
- А об этой войне не пишите?
- Нет.
Сгущались сумерки. В окнах появился красноватый отблеск - опять что-то где-то горит. На улице усилилась стрельба. Пора прощаться.
- Мне очень дорого, что Вы пришли, - с волнением говорит писатель.
Я пожимаю легкую сухонькую руку, улыбаюсь хозяйке, и, подхватив в прихожей автомат, сбегаю по лестнице вниз.
27 апреля 1993 года.